Бароны и баронессы - Страница 21

Джинне очень хотелось заплакать, но она всеми силами сдерживала слезы. Закрыв глаза, он уткнулся в ее шею и бормотал, касаясь губами ее кожи:

– Ты пахнешь божественно, как миллион полевых цветов. Все должно измениться, Джинна, я все сделаю для этого, все получится. Потерпи немного.

Я не могу еще раз потерять ее, никогда – эта мысль все время крутилась в его мозгу.

Джинну душили слезы. Она нежно погладила его по щеке. Когда она сдавалась, то сдавалась. Это было в ее характере. Сколько можно существовать между любовью и ненавистью? Они же привязаны друг к другу, ведь так? У них общий сын.

– Джинна, – он смотрел на нее, широко открыв глаза. – Ты позволишь мне любить тебя?

Что делать? Она знала, он дает ей возможность решить – да или нет – и подчинится этому. Если она скажет «нет» – не будет ли всю жизнь жалеть об этом? Открыться ему? Она же сказала, что прошлое, должно остаться в прошлом, и следовала этому, не вспоминая о роли его тети во всем, что случилось на острове. Надо смотреть в будущее? Должна ли она сделать первый шаг?

А внутренний голос, словно подстрекатель, повторял: ну ты же хочешь этого… хочешь этого… хочешь этого! У сексуальных влечений свои собственные законы. Она нуждается в нем неотложно.

Кэл видел, что с ней происходит. Ее обуревают какие-то сильные чувства. Чувства, которые оставляют мало места для гордости. Ничто не может противостоять их взаимной страсти.

Рука Джины судорожно начала расстегивать пуговицы его рубашки. Она чувствовала особый мужской запах, тепло его кожи, завитки волос на груди и еще… как напряглось его тело. Наверное, она слишком долго возилась с пуговицами, потому что он помог ей, одним рывком стянув с себя рубашку.

Кэл нависал над Джинной. Он держал ее руки прижатыми к краям кровати и целовал в губы. Потом начал медленно снимать с нее одежду, зарывая лицо в каждую снятую вещь. Наконец его властные руки приникли к ее обнаженному телу. Старые, как мир, отношения: мужчина повелевает, женщина подчиняется. Но его нежность не знала границ. Он думал не о своем удовольствии, ее удовольствие было для него важнее.

– Скажи, ты можешь любить меня? – его руки накрыли округлости ее груди, слегка поглаживая распухшие, отвердевшие соски.

– Я любила тебя, – она не открывала глаз, как будто не желая раскрывать ему себя.

– Или говорила это, – его рука медленно двинулась по ее телу вниз.

Чувства, бурлившие в ней, были нестерпимо остры. Она дрожала, голос срывался на шепот:

– Я верила всему, что ты мне тогда говорил. – Ее спина изгибалась.

С ней творилось что-то невообразимое, когда он целовал ее в губы. Его глаза, его рот делали ее беспомощной.

– А сейчас ты мне веришь? – Он смотрел ей в глаза: лучший способ понять, как она реагирует на его ласки.

– Я только хочу… счастья… нашему сыну, – ей с трудом удалось выговорить эту простую фразу, так сильно было ее возбуждение.

– А я ничего не значу? – его руки продолжали ласкать ее.

– Значишь, конечно. Я не могу… говорить.

– Ты собираешься выйти за меня замуж?

– Да, – хрипло простонала она.

Он перестал опираться на руки и всем весом лежал на ней. Большой, крупный мужчина, но она не чувствовала его тяжести. Она обожала, боготворила его тело на себе. Ее рука протиснулась между их телами вниз, она знала, чего он хочет. Его тело тоже напряженно вздымалось. Наконец она с удовлетворением услышала его хриплый стон, будто он терпел невыносимую боль.

Потом она оказалась сверху.

– А это можно назвать любовью? – с мягкой насмешкой спросила она, понимая, что он испытывает высшее блаженство.

Он ответил прерывающимся, хриплым голосом:

– Если и нет, пусть все равно никогда не кончается.

По давней привычке Кэл просыпался на заре. Небо было жемчужно-серым, а на горизонте чередовались розовые, золотые и бледно-лиловые слои. Они оба лежали на боку, ее спина прижималась к его груди. Ее прекрасное тело повторяло его изгибы, его рука лежала на ней, пальцы касались груди. Он вновь ощутил желание, но ему хотелось посмотреть на ее лицо во сне, запомнить, запечатлеть в себе это чудо ее присутствия рядом. Теперь у него не только воспоминания о ней. Она здесь! В прошлом было много сложного и плохого, впереди ждут трудности, но эта часть их отношении – совершенство. Он не мог вообразить лучшей любви. Казалось, он слышит биение ее сердца. В такт его сердцу?

Джинна глубоко вздохнула, шевельнулась, вздрогнули веки, она нахмурилась и пробормотала:

– Нет!

Он потряс ее за плечо.

– Джинна, тебе что-то снится? Джинна! В ее стоне звучало страдание.

Чуть позже она открыла огромные бархатные глаза, посмотрела на него, явно не понимая, где она.

– Кэл!

– Как ты? Тебе снился плохой сон?

Она дрожала, хотя в комнате было тепло.

– Я была на острове.

– И почему ты чуть не плакала? Она смотрела ему прямо в глаза:

– Как ты ко мне тогда относился? Пожалуйста, скажи правду.

Он прижал ее к подушкам. Ему трудно было ворошить историю их расставания.

Она закрыла глаза, чтобы не видеть страдальческого выражения на его лице.

– Мне жаль, – прошептала она.

– Тебе должно быть жаль, – он склонился к ней и стал целовать ее.

Этот поцелуй продолжался вечность. Оторвавшись от ее губ, он пробормотал:

– Я с ума схожу от тебя. Я помешанный.

В этот раз их любовь была иной, не такой, как накануне вечером. В этот раз она была похожа на схватку. Как будто каждый был не отомщен. Не отомщен за четыре года боли, за то, что считал предательством, за ужас этого четырехлетнего существования. Может же мужчина быть без ума от женщины, не желая того, даже не любя ее. Джинна считала себя брошенной в самый трудный момент своей жизни. Она должна была родить ребенка без любви и поддержки его отца. Кэл считал, что его предала девушка, которая за короткий срок, за каких-то шесть недель, стала для него всем на этом свете. Девушка, которая сумела разрушить его жизнь, его мир. Девушка, которая скрыла от него, что он отец, скрыла его чудесного сына. Очень многие вопросы оставались без ответа.